Начало

Лето, поездки, отдых, отпуск. Так здорово наконец покинуть свой привычный мирок и отправиться в приключение. Подойдя к этому цинично, понимаем, что субъект совершает побег из тревожной, надоевшей реальности. Но естественное человеческое свойство — изучать новое, получать яркие впечатления, пробовать необычную кухню. Мы хотим поглощать и познавать информацию больше, чем когда-либо. Ведь количество и доступность её стали доныне невиданными. И непременно мы ждём, что наше путешествие будет идеальным, продуманным, модным, вписывающимся в гиды и клише, наши галереи смартфонов будут похожи на фотографии и видео бесконечных гламурных блогеров. Почему так? Зайдём издалека.

Я провёл много лет на набережной Федоровского в Нижнем Новгороде. Вероятно, ещё пять лет назад, до 800летия города многие и не знали ни о каком Нижнем, ни о тем более этой набережной. Но алгоритмы интернета подкинули в соц.сетях трендовые направления для поездок на выходные и подборку лучших инсталокаций. Так вот я, подросток, сидящий там с пивом после школы, и глядящий на далёкий заволжский пейзаж, потом я студент, выгуливающий там свою любимую собаку, порою в полной тишине и без посторонних глаз. Что же случилось с моей родной набережной. Моим домом, моих тихим островком необходимого созерцания? Её превратили в очередной пошлый диснейленд с фонариками и футуристичными лавочками. Гулять с собакой там теперь неуютно, она волнуется от количества шума, запахов и людей. Да и я тоже. Хоть не был я там уже полтора года.

Теория. Экономика, философия, психология.

Похожие на мои симптомы развиваются у местных жителей в разных странах многие годы. В таких городах как Венеция, Амстердам, Лиссабон и других туристических Мекках местные жители выходят на протесты против туристов, а власти пытаются регулировать количество квартир, сдающихся на AirBnb. Исследователи Юнеско, журналисты Гардиан и Новой Газеты хором пишут, что избыточный туризм влияет на исторические города не однозначно лучшим образом. Люди жалуются на шум, высокие цены на аренду жилья, проблемы с экологией и состояние памятников архитектуры.

Некогда спокойные городки принимают миллионы туристов в год из-за чего становятся похожими на диснейленд. Но позвольте, чего мы хотим от крошечных городов, если там идут толпы туристов, это нелогично. Они теперь не тихие и не уютные. Из пространства уходит аутентичность. Мелкие лавки и булочные меняются на крупные супермаркеты, семейные бизнесы не выдерживают конкуренцию с большими игроками, а изначально тишайшие уголки становятся вечным торговым центром с обилием кичевых сувениров. В чем индивидуальность города, если мы хотим от него стандартного и идеального сервиса? Разве улицы, районы и дороги должны быть красивые и удобные? Кто нам дал право этого требовать? Как отмечает журналист издания Сигнал, ссылаясь на разные источники: туризм — это колониальное занятие белого землевладельца, а местный туземец обязательно должен быть добрым и гостеприимным.  Колонизатор не интересуется, как на самом деле живут местные, и с какими проблемами они сталкиваются. Задача приезжего только глазеть и потреблять, иначе говоря, он объективирует человеческую природу.

Что такое сексуальная объективация? Это отношение к человеку только как к телу, к сексуальному предмету, не принимая во внимания его личность и характер, интеллект. Феминистская теория определяет объективацию как один из ключевых факторов неравенства полов. Тело женщины воспринимается как объект для сексуального наслаждения, его подвергают оценке, критике, требуют от него идеальных стандартов. Порнография — это прямая объективация тела, преимущественно женского. Теперь позвольте вопрос. Чем отличается от всего этого город, популярный у туристов. Мы хотим смотреть на него, наслаждаться его формами, покупать его молчание, он не может ответить нам. Мы смотрим красивые видео с ним, фотографии, возвращаясь из поездки мы прокручиваем воспоминания о ней. Ещё таким образом мы обманываем желание изменять нашему партнеру. Включается такая легальная полиамория: сексуальная объективация городов и стран. Я могу жить в одном месте, но тайно любить многие. Я не буду включаться в их внутреннюю кухню, не обращать внимание на его проблемы, политику и кризисы. Я буду жадно требовать от него наслаждения и удовлетворения своих туристических похотей. А потом брошу его при первой же встрече более доступного и симпатичного кандидата. Экзотизация в этом контексте очень близка к пренебрежительному взгляду как на что-то «другое», к чему надо относиться иначе. Всё в другой стране становится причудливым, диковинным сувениром. Который, как мы уже выяснили, колонизатор хочет присвоить.

Вечная погоня за идеалом и красотой укладывается в рамки посткапиталистического, постфордистского общества. Жизнь человека превращается в проект, в непрерывное улучшение себя и всего, нам нужны задачи, проекты и метрики. Чем больше поездок, тем лучше. Нужно закрыть задачу посетить десять стран, сто городов и так далее. Это перманентная оптимизация, эффективность и гонка производства внутренних смыслов. Тем самым, отдых — это работа. Это работа не только на себя, но еще и на другого. Продемонстрировать всем, что я был там и тут, поел в популярном кафе, сфоткался в инсталокации. Иначе говоря, эти процессы регулируются старым добрым символическим обменом Бодрийара. Мы меняемся символами, а не сутью. Я в такой одежде, в таких кроссовках, с таким телефоном, в таком месте. Данные действия субъекта направлены всегда на внимание другого, мы симулируем отдых, наделяем избыточной ценностью совсем примитивные дела, вроде похода в модное место. А за ним гигантская дыра, отсутствие меня как субъекта. Ведь наши «желания» — это всегда желания другого, говоря языком Лакана. У нас есть желание признания, невротический поиск наслаждения. Мы — это наш язык, язык — символическая зона, которую мы приняли от другого, желание другого прямо управляет нашим. Так что давайте задумаемся дважды, это мы сами хотим поехать в то самое место, сфоткаться с конкретным объектом, или мы хотим утешить своего Другого.

Диктатура счастья или тирания позитива. Бён чхоль хан описывает это явление в «обществе усталости». Индивид устает от погони и борьбы. Мы живём буквально на фабрике счастливых граждан. Задача человека получать удовольствие и радоваться. Если не радуешься, и ты не счастлив, то с тобой автоматически что-то не то. Нужно создавать постоянный процесс поиска нового удовольствия. А его всё равно будет меньше, чем у другого, поэтому гонка никогда не остановится. Еще меня в нашей оптике волнует понимание негативности. Заметим, что испытывать сложные и негативные эмоции теперь токсично. Нужно источать из себя радость. «Пипл неистово требует комфорта», цитирую свой предыдущий текст об общении. А понимаете, видеть трущобы, убогие, бедные территории совсем не престижно. Меня удручает расхожая фраза во время планирования поездок или во время оных, что вот там-то и там-то якобы «нех*й делать». Проблема в том, что везде можно просто быть. Без графиков и задач. Любое место можно и нужно просто созерцать, чтоб обогащать свой эстетический опыт.

Но со мной поспорят. Развивается и экстремальный туризм, поездки в заброшенные зоны, отдаленные природные места. "Нам, дескать, более не нужен статус и пафос". При это всё равно поездка должна быть успешная, даже если это ретрит в горы, то нужно обязательно просчитать километры, замерить высоту, объем рюкзака и время без интернета. Путешествие — это конкуренция. С воображаемым другим, у кого больше метрик и достижений, локаций — тот и победил. Но в итоге такая гонка может обернуться бессилием, невозможно соперничать с таким быстрым миром. Тирания и фашизм позитива напрямую связаны с эпидемией депрессии последние десятилетия, согласно культурному критику Марку Фишеру.

Сто лет назад репрессивный механизм — запрет, ограничение тела и слова. В наше время меняется полярность, возникает ощущение антилагеря, антигулага. Раньше нас контролировали запретом, теперь доступом. Люди никогда не путешествовали так много, как сейчас. Оно стало возможным благодаря лоукостерам, хостелам и удалённой работе. Раньше нельзя было говорить то что думаешь. Сейчас пиши в твиттер и телеграм. Но эффект контроля остается. В этом суть идеологии, моды. Отличие старой тоталитарной формации от современной неолиберальной: в наше время надзиратель — я сам. Инстаграм — мой новый гулаг. На меня смотрят, а я должен соответствовать тенденции внешности, аксессуаров и развлечений. Я сам себя критикую, контролирую. Я сделал мало, я съездил в мало городов, нужно больше, иначе я не впишусь в правила цифрового лагеря.

В связи с погоней за постоянным удовольствием растёт деполитизация. «Радуйтесь, гуляйте, ешьте, только не лезьте в политику!». Если россияне не задавались вопросом, отчего большие города так преобразились, "похорошели" и стали набиты фестивалями и ресторанами, то пора задать вопрос "Что случилось?". Гедонизм и непомерное потребление не оставляет человечеству времени на рефлексию окружающего мира и поиск виноватых. А значит, мы теряем власть, а значит, у демократии начинают возникать проблемы, неожиданно могут начаться войны и диктатуры.

О моей жизни и опыте отношений с городами

Пусть структура моего текста еще поплавает от общего к частному. Ибо без личного опыта и примера это всё будет просто пересказом чужих мыслей. Я переехал в Петербург в 20 м году, как и многие, будучи слегка наивным, романтичным провинциалом. Надеясь встретить себя, свою любовь и вдохновение на тех улицах. Я жил преимущественно в центре, на Грибоедова и на Фонтанке. Но что меня удивило довольно быстро? Вскоре я при любой возможности стал убегать из открыточного туристического центра в спальные районы и другие неочевидные зоны. Сенсорная нагрузка на психику раздавила меня. Толпы, баннеры, магазины. Указатели, советы, куда ходить, куда не ходить, где модно, где скучно. Меня утомило это. Может, я был совсем банальный в те годы, но я своих друзей и подруг возил на Канонерку, на залив и к себе в Коломну. Я очень этим доволен и вспоминаю с большим трепетом. Я показывал людям свой любимый тихий мир без нагромождения символов. Потому что город можно воспринимать как проекцию человека.

Города и сёла обладают очевидными достоинствами и недостатками, которые нужно принять, если по-настоящему их любишь. Например, доставать из забвения отдельные объекты и районы. Да, я частично тоже экзотизирую провинцию. Часто я проводил выходные в маленьких городках по области. Но я не критикую унылую периферию и не требую от неё становиться лучше. Она прекрасна в своей простоте. Моно-но аваре — одно из ключевых понятий японской эстетики — в принятии простоты, угасании, грусти, в признании милой ветхости и тоскливой природе старых вещей и пространств.

С начала 24го года я живу в Ереване. Я очень смутно себе представлял местные обычаи, моду, тенденции. Постепенно я стал осматривать город, знакомиться с людьми, я работал в местной организации. Робко приобщался к армянской кухне, музыке и природе. Глобально я всё ещё очень далеко от понимания здешней повестки. Мне стыдно, что я не знаю языка. Я слабо ориентируюсь в армянской политике, экономике и культуре. Я не армянин и не ереванец. Но я сердит на блогеров и инфлюенсеров, которые облюбовали банально популярные места. Мне очень нравятся неприметные спальные районы. В них есть естественность и отсутствие глянца. Я убеждён, что только там, в незаметных локациях можно составить наиболее полное представление о местной жизни, ведь она не регулируется рекламой и интернетом. Ереван — это не Каскад, а Армения это не Ереван. Это гигантский комплекс человеческих, материальных достоинств и недостатков, которые нужно уважать, хранить и перерабатывать.

Что в финале

Я вижу несколько уровней осмысления пространства. Несколько важных подходов, стилей и образов жизни. Их можно сочетать, но ими не стоит пренебрегать:

Потребление — покупка материальных благ, регулирующихся рынком, модой и пользующихся очевидным спросом: кафе, рестораны, магазины, развлечения, супермаркеты, аптеки.

Включение — экскурсии, чтение, изучение литературы, общение с местными людьми, тактильными и духовными практиками — кухня, готовка, пение, костюмы, локальные праздники, религия.

Создание — волонтёрство, общественно полезная работа, коммерческая работа, бизнес. Митинги, общественные собрания, субботники, клубы по интересам. А также поэзия, живопись, наука, литература, видео и фото. Документалистика и журналистика. Мы можем перерабатывать опыт в нечто новое и не требовать от города чего-то. Мы благодарны ему, даём ему себя и свои силы.

Можно ли совсем освободиться? Принять отсутствие символа, статуса, роли? Если ты, например, живёшь в лесу, ты не выполняю никакую функцию, ни потребителя, ни создателя. Иногда необходимы только ощущения. Очевидно, что туризм — это огромный сектор экономики, многие города и бизнесы живут благодаря туристам, привлекают внимание и финансирование. Это замечательно. И будет неправильным отнимать у организаций их заработки. Я имею в виду, что мы как-то должны освободиться от рекомендательных сервисов, мнения других людей, если не полностью, то хотя бы иногда. Проверять на личном опыте магазины, районы, бары и парки, интуитивно выбирать направления для путешествия, делать собственный вывод, невзирая на моду. Разумеется, было бы слишком строго обвинять каждого туриста в том, что он за один день поездки не выучил местный диалект и не приготовил сложное блюдо, требовать этого бесцеремонно. Но мне лишь хотелось бы, чтоб мы стали чуть менее подвержены моде, гидам и рынку удовольствий-развлечений. Чтоб мы чаще проводили в тишине сами с собой и находили неожиданные ответы, что нам действительно нужно.